Белый Клинок - Страница 95

Зато глядя на Нила кое-кто вновь вспомнил о Даге. Его по-прежнему ненавидели, и многие были не прочь свести с ним счеты теперь, когда Великого Ангана больше нет. Удерживало лишь то, что в Фаранге всегда почитали закон. Страж Севера издавна этим славен. Не то что грязный Сарбур!

Для троих «кровников» мигом освободили лучший стол, и Нил, когда гло€тки были подобающим образом орошены, попытался узнать у Хихарры, что же происходит в Конге.

Но кормчий пришел из Гурама лишь шесть дней назад и мало понимал в происходящих событиях. С возрастом он стал меньше слушать и больше говорить.

Зато сын его сразу разобрался в положении и через два дня после прибытия уже покинул Фаранг вместе с отрядом моряков-воинов.

Новости Нил узнал от Онкронка, и услышанное навело сына Биорка на мысль, что не худо бы самому отправиться на юг и взглянуть на Освободителя лично.

Подали еду – за счет хозяина «Бездонного Кувшина», и Нил второй раз вкусил от щедрости фарангских трактирщиков.

– Никак не могу понять… Хочу тебя спросить, брат! – произнес Онкронк.– Что у тебя с лицом? Что-то в нем изменилось, верно?

Хихарра, который под воздействием выпитого взирал на мир сквозь розовую дымку, встряхнул головой, вгляделся попристальнее…

– Кусай меня в задницу! – поразился он.– Да ты стал красавчиком, брат Нилон!

– Не без того! – ухмыльнулся Нил, погладив выправленную переносицу.

– Кто же это тебя починил? – заинтересовался Онк-ронк.– Может, и с моей ряшкой что сделают?

– Я, брат, и сам не знаю! – признался Нил.– Однако ж…

И рассказал часть своей истории, прибавив и то, что случилось после пробуждения в Саркофаге.

– Клянусь губами Богини! – проговорил Хихарра, соединив указательные пальцы.– Любят тебя боги!

– Я слыхал про ту башню,– заметил Онкронк.– Пожалуй, лучше я похожу со своим украшением.

Хихарра с Онкронком поговорили о демонах. Нил помалкивал. Выпили.

– Что ж ты теперь собираешься делать, брат Нилон? – спросил Хихарра.

– А почему бы и мне не присоединиться к Освободителю? – сказал великан и хлопнул кормчего по спине.– Но прежде мне нужно кое-кого навестить здесь, в Фаранге!

– Кого это? – спросил Хихарра.

– Женщину,– лаконично ответил Нил, и кормчий оставил эту тему.

Они неплохо посидели еще часика три. Потом выкупались в общественном бассейне. Это взбодрило настолько, что Хихарра сказал: «Еще по кружечке не будет лишним!»

Что и было сделано.

В пятом часу пополудни два моряка все-таки отправились к храму Морской богини, и Нил, которому пока было все равно, куда идти, пошел с ними.

Без лишней торопливости они выбрались из порта, пересекли площадь и зашагали по широченной аллее между утонувшими в зелени домами фарангских богачей.

– Эй! – сказал Нил, когда они преодолели полпути.– Это что там за толпа? Что за храм?

– Не храм! – сказал Онкронк.– Дом подлеца Дага!

– Да? – удивился Нил.– Сдается мне – прежде его дом был в другом месте.

– Будто у него один дом! – удивился Хихарра.

– И что же эти люди делают у чужого дома? – поинтересовался Нил.– Сдается мне, они сердятся.

– Давно пора содрать кожу с мерзавца! – пробасил Хихарра.

– Ты полагаешь? – произнес Нил, глядя на толпу впереди.– Может быть, и так! Ну-ка, братья! – решительно заявил он.– Пойдем поглядим!

И зашагал к цели. Оба капитана, уверенные, что великан вознамерился завершить начатое им год назад, поспешили следом.

Блюститель помыслов Даг, чаще именуемый в Фаранге Душителем, глядел вниз на собравшуюся толпу. В начале весны недуг понемногу начал отпускать его. Сейчас он уже мог вставать и даже делать несколько шагов, опираясь на руку слуги. Три сезона болезни сильно изменили внешность Дага. Лицо стало одутловатым, невыразительным. Изменился и характер. Еще год назад он велел бы слугам разогнать толпу, едва она начала собираться. И перестрелять зачинщиков. А нынче только глядел на нее из большого окна, продумывая наиболее выгодные для себя варианты. Впрочем, год назад такого произойти просто не могло. Теперь же, когда простонародье грабит Властителей, а новый Великий Анган сидит в Далаанге, делая вид, что ничего не происходит… Что может он, Даг? Только смотреть из окна и ждать, когда бунтовщики начнут ломать ворота. А потом? Подожгут дом? Попытаются вломиться внутрь?

Верные слуги стерегут входы. Их всего дюжина, но пока они живы, никто не войдет в дом. И никто не выйдет без позволения Дага.

Двенадцать слуг мало что могут против полутысячной толпы. Ну подстрелят десяток-другой, ну зарубят еще столько же… Но толпа есть толпа. Кто захочет стать одним из этих двух десятков?

Даг утратил былой напор, но изворотливость ума не потерял. Любое безумство простонародья можно повернуть себе на пользу. Пусть поорут. Пусть подожгут дом. Он, Даг, прикажет слугам унести себя через подземный ход. Его всегда считали предусмотрительным. И не зря. Оставался один вопрос: как поступить с женой?

Даг бросил взгляд на толпу у ворот. Нет, чернь не слишком решительна. Эдак до самого захода без толку проорут и разойдутся.

Да, Телла… Пока Даг болел, баба совсем отбилась от рук. Перечит, упрямится. Хотя, вот странность: на сторону бегать перестала. Может, из-за беременности? Пока Даг ее щадил – из-за ребенка. Надо ж такому случиться: пока он был в силе – никаких детей. А стоило слечь (Да разорвут демоны проклятого северянина!) – и пожалуйста. В том, что ребенок – его, можно не сомневаться. Последним любовником Теллы был тот урод из Империи. А мальчик родился через одиннадцать месяцев после того, как северяне удрали из Фаранга. А все же хитер он, Даг! И бабу свою наказал, навязав этого быка Нилона, и Алану, подлецу, досадил, и Шинона Отважного в Нижний Мир спровадил. Если не считать того, что сам почти год провалялся в постели. Зато теперь вот сын у него есть! Крепкий, говорят, мальчишка! Это хорошо, что крепкий – легче будет у матери отобрать! А с Теллой надо кончать. Пусть она и перестала блудить как раньше (Думает, он не знает! Это она не знает, что при ней безотлучно три его соглядатая состоят!), а все рано строптивая жена ему, Дагу, не нужна. Теперь, когда отец ее умер (очень кстати!) и деньги его разделены между Теллой и сестрой, Даг позаботится о жене по-своему. Он и раньше мыслил, что придется уехать из Конга. А с деньгами и в Гураме неплохо. Блюститель помыслов – большая власть, да только власть в Конге – как кинжал с двумя жалами. Иное дело – деньги…