Ночной Лес был удивительно красив. У Санти язык не повернулся бы назвать его Гибельным. Он, конечно, знал: смерть таится здесь в каждом шипе, в каждом усике лианы. Но в них же – и жизнь. И не нашлось бы в Вечном Лоне растения, что пожелало бы причинить ему боль. Санти мог идти босиком – и не наступил бы на торчащую из травы ядовитую иглу! Юноша прошел мимо Пурпурного Охотника, и тот приветствовал его тихим шелестом узорчатых листьев. Все, что произрастало в этой теплой влажной земле,– одного корня с Санти. И нет в Вечном Лоне хищного зверя, что посягнул бы на молодого мага.
Лес виделся Санти сотнями красок и тысячами цветов. Внутренний взор позволял ему замечать каждую травинку в двадцати шагах. Звериная тропа петляла, огибая могучие голубовато-мерцающие стволы, охваченные красными змеями лиан, с желтыми и серыми тенями, мелькающими наверху, в перламутровых кронах. Санти шел по тропе уверенно и легко. Он чувствовал направление, подсказанное ему Пятнистым Братом, крадущимся сзади.
– Дом, доу вау!
Вниз по речке плыву!
Золотые цветы соберу!
Дом, доу, вау!
По зеленой реке,
Со свирелью в руке,
Золотые цветы соберу!
Песенка возникла сама собой, ниоткуда. Санти негромко напевал ее себе под нос. И очень развлекался, когда привлеченные пением и видом беспечно идущего человека вырастали из темноты жутковатые морды охотников Вечного Лона.
Появлялись – и исчезали, признав в поющем Недобычу.
Санти увидел впереди поросль совершенно черной травы. Высокой травы, поднимающейся почти до подбородка. Прямые стебли с узкими листьями и распущенными верхушками глубокого черного цвета. Таким бывает небо в ясную ночь. Небо между ослепительными иглами звезд.
Тропа огибала травяное пятно, привлекшее внимание молодого мага. Само же пятно выглядело необычно – из-за цвета, и еще из-за того, что представляло собой идеально ровный, будто обкошенный кем-то круг. Санти остановился, приглядываясь. И тотчас в спину его ткнулся нос Пятнистого Брата:
– Ну иди же! – проворчал он.– Не стой!
Но – опоздал.
Санти уже услышал ласковый голос, нежный голос, притягательный, неотразимо властный, как пение фьёль:
– Санти! Санти! Милый!
Пятнистый Брат присел на задние лапы. Клыки его ощерились, но рычание так и осталось в горле: Санти велел ему замолчать.
Юноша сделал шаг вперед, еще один – и вошел в травяной круг.
Он не боялся. И не потому, что забыл об опасности или не знал о ней. Он хотел идти – и шел. И подталкивало его не очарование зовущего голоса, а собственное любопытство. С недавнего времени Санти было трудно очаровать.
– Милый! Милый! Иди ко мне! Санти! – пел чудесный голос, похожий одновременно и на голос Этайи, и на голос Мары, фарангской подруги его – из тех времен. И еще чьи-то голоса…
Санти увидел ее чуть раньше, чем достиг противоположного края травяного круга.
Она стояла чуть в стороне от тропы, уронив руки вдоль бедер, подняв ему навстречу прекрасное лицо. У нее были большие удлиненные глаза в обрамлении золотых ресниц с темными изогнутыми кончиками. Мягкие золотые волосы падали на прямые плечи и крупные груди с заостренными коническими сосками. Талия такая тонкая, что ее можно обхватить пальцами. Но гибкая сила чувствовалась в стане ее, в чуть выступающих мышцах гладкого живота.
Короткая юбка из нанизанных на паутинную нить стеблей черной травы, обнимала ее на ладонь ниже пупка и спадала до середины длинных сильных бедер. Ростом она была ниже Санти, и смотрела на молодого мага снизу вверх, запрокинув изящную головку.
Лесная волшебница, Женщина Вечного Лона. Нет, скорее, девушка, в которой вуаль невинности уже выгибается изнутри ветром жажды.
Больше она не говорила ничего. Только смотрела. И полуоткрытый рот, трепещущие ноздри, блестящие глаза – говорили больше, чем голос.
Санти приблизился и коснулся руками гладких теплых плеч. Девушка с готовностью потянулась к нему, и когда губы их соприкоснулись (губы, но не тела€), Санти осознал одну удивительную особенность.
Сейчас он смотрел внутренним зрением, но видел девушку такой, словно глядел обычными глазами при свете дня.
«Она создала себя для меня!» – понял Санти.
Поцелуй, нежный и трепещущий, как крылья медовницы. В нем еще не было страсти, лишь намек на страсть.
«Ты не должен!» – прозвучал в мозгу голос Пятнистого Брата.
«Почему?» – удивился Санти.
«Потому что ты не должен!» – настаивал Пятнистый Брат. Он явно не желал ничего объяснять.
«Нет!» Санти почувствовал: девушка слышит их мысленный разговор и не ожидает от него иного ответа. Это было приятно.
Но Пятнистый Брат не успокоился. Он стал большим. Очень большим. Угрожающим. И быстрая мысль понеслась от него к золотоволосой – такая быстрая, что Санти не успел осознать ее, лишь уловил скрытую в ней волю.
Девушка откинулась назад, посмотрела на страшную морду: руки ее лежали на плечах Санти, невесомые, как пух.
– Не приказывай мне, зверь-демон! – произнесла она нежно и печально.– Я позвала, он пришел, обычай исполнен, и я люблю его. Оставь нас! Прошу!
– Ты должна уйти! – прогрохотало, как гром.
– Эй! – вмешался Санти.– Что с тобой, малыш? Я знаю, что делаю!
– Ты…– прогремело сверху… И Пятнистый Брат исчез.
– Ты не в силах стать между нами, зверь-демон! – пропел чарующий голосок.– Ты знаешь!
Санти ощутил волну нежности, хлынувшую одновременно и к нему, и к Пятнистому Брату, скрывшемуся где-то в траве.
– Санти, милый!
– Да,– сказал молодой маг, касаясь пальцами соска золотоволосой.– Я пойду с тобой!