Белый Клинок - Страница 106

106

Фаранг. Тысяча двенадцатый год. Осень.

Около полудня наблюдатели на башнях заметили паруса Южной Эскадры. А вскоре их видел уже весь немногочисленный гарнизон, оставшийся в крепости: более полусотни кораблей, будто сверкающие облака над голубизной моря.

Начальник крепости Тинг помянул в сердцах Великого Ангана, тысяцкого Ганга и всех покровителей Нижнего Мира. Было от чего! Все баллисты и бастионы, вся крепость – в полной боевой готовности. Недоставало одного: вместо обычной полутысячи воинов остались лишь тридцать солдат. Не хватит и на обслугу нескольких баллист, разорви Равахш тех, кто допустил подобное! С тридцатью бойцами ему даже пару шекк не остановить, не то, что полную эскадру Империи, чьи снасти не поджечь огненным зельем, а на одном только флагмане достаточно орудий, чтобы в три залпа сделать из крепости костер.

Осознав это, начальник крепости как-то сразу успокоился и не без удовольствия смотрел, как перестраивается эскадра. Средние корабли отошли назад, а большие, построившись «змеей», убрали часть парусов, и вошли в пролив…

Пролив между материком, на котором стояла крепость, и совершенно голым каменистым островом «Сломанный Зуб» называли в Конге «Узкий Рукав». Он считался более безопасным проходом, чем просторный, но усеянный рифами и изобилующий отмелями четырехмильной ширины «Широкий Рукав». Безопасным – по фарватеру. Зато отнюдь не безопасным для врага, так как был отлично защищен крепостью. Когда в ней полный гарнизон.

– Баллисты – к бою! – приказал флагман-капитан Робур командиру моряков-воинов.– Сигнальщик! Передай кормовому: «Эскадре! Готовность! Огня не открывать!» Мачтовому: «Адмирал Южной Императорской эскадры – крепости Тинг: Фарватер знаю! Вхожу в залив!»

– Может, стоит подать: «Прошу разрешения?» – предложил старший кормчий флагмана, старый моряк, не столь склонный к драке, как его начальник.

– Нет! – резко, даже гневно оборвал его Робур.– Пусть попробуют запретить! Мои баллисты сожгут их крепость прежде, чем они сделают дюжину выстрелов!

– Да, светлейший! – не посмел возражать кормчий. Хотя и знал, что один залп крепости Тинг может стоить эскадре корабля. А то и двух.

– Вот наглец! – проворчал начальник крепости, разглядев сигнал.

Будь у него хотя бы человек триста, он выдал бы: «Запрещаю!» И принял бой, как подобает. Но с тридцатью…

– Знают, крысы, что у нас – голо! – буркнул он своему новому помощнику (старый ушел с Гангом.) – Ничего не отвечать! Передать зеркалами в Фаранг: «Большая эскадра Империи. Пятьдесят кораблей. Входит в залив. Воспрепятствовать не имею средств». Пусть-ка умники сами разбираются! – добавил он не без злорадства.

Все же Империя – не Омбам. Злодействовать не будут. В этом начальник крепости был глубоко убежден.

Великолепные корабли один за другим скользили мимо Тинга. В солнечном пламени их белоснежные паруса казались золотистыми. Порты баллист, обведенные надраенной бронзой, как десятки глаз взирали со светло-коричневых бортов на конгайскую крепость.

Когда эскадра вошла в залив, Робур дал сигнал перестроиться. Он был уверен, что фарангская эскадра не станет смотреть сквозь пальцы на вторгшиеся в залив корабли Империи, но предполагал, что в Гавани лишь небольшая часть ее: шесть-семь кораблей, остальные же патрулируют побережье.

Робур, сын Гардараса, ошибся. Все двадцать восемь больших кораблей Фаранга стояли в гавани Стража Севера.

И все они остались у пирсов, ни один не вышел навстречу флоту Империи.

И баллисты фарангских бастионов не сделали ни одного, даже предупредительного выстрела. Причина была той же, по которой молчала крепость Тинг. Там, где прежде стояли тридцать моряков-воинов – остался один. А вместо полутора тысяч солдат Фаранг мог выставить от силы сотню. Более того, ни одного мало-мальски опытного военачальника не осталось в Страже Севера. И капитаны кораблей, и Начальник Гавани (в недавнем прошлом – начальник фарангской таможни) утешили себя тем, что Империя – не Омбам. Это, впрочем, соответствовало истине.

Корабли северян без помех встали на якорь в четверти мили от берега, а флагман, агрессивно темнея отверстиями вскрытых орудийных портов и блестя шлемами выстроившихся на носу воинов-моряков, миновал конгайские боевые корабли и пришвартовался у центрального пирса.

Воины мигом высыпали на берег и построились ощетинившимся клинками каре. Затем на землю благословенного Конга сошел светлорожденный Робур.

На берегу толпилось немало людей. Но даже пьяный писец не принял бы их за солдат. Когда воины Империи неторопливым уверенным шагом двинулись вперед, толпа поспешно отхлынула, оставив на выложенной плитами площади лишь жалкую горстку людей в одежде чиновников.

Робуру подвели парда, и светлорожденный легко вспрыгнул в высокое седло. Зверь, застоявшийся за время плавания, заплясал на месте, удерживаемый мускулистой рукой всадника.

Воины-моряки тесным кольцом обступили конгайских чиновников. Один из них шагнул вперед. На медальоне его красной медью блестел Спящий Дракон Конга.

– Я – начальник канцелярии Наместника Фаранга! – спокойно произнес он.

То, что конгай не выказывал страха, понравилось Робуру. Но то, что стоявший перед ним явно не был воином,– огорчило. Какой-то штатский чиновник – не соперник светлорожденному Империи.

– Сам Наместник? – резко спросил Робур.

– Наместник Фаранга Алан арестован по приказу Дракона Севера Ганга! – невозмутимо ответил начальник канцелярии.

– Начальник Гавани?

– Я! – сказал толстый круглолицый мужчина, явно испуганный до смерти.

106